«научи меня».
или всё было не так.
[indent]«а где больнее?»

«где больнее?» — репетирует мун бёль перед студией. длинные шаги от стены до чьей-то машины. кроссовок за кроссовком — в одну и другую сторону. «где больнее? где больнее?» — боится забыть и бормочет, боится сказать ему что-то не так, запнуться, не быть уверенной. «где — блять — больнее?» — в тысячный раз за утро, будто фраза ещё не выжглась у неё на подкорке вместо чернил.

конечно, она прочла все советы «садящихся на иглу» — не выкурить ли ей первую в жизни сигарету здесь и сейчас? — прошерстила весь интернет, расспросила знакомых. заранее познакомилась с мастером, изучила его работы. узнала, спокойно ли берёт чужие эскизы, и как нравятся ему — её. определилась, что будет бить, что ей необходимо. заранее записалась лично, а не заставила сделать это того малознакомого мальчишку, в чьей квартире проснулась неделю назад с оглушающим осознанием желания отпечатать на своём теле всю эту зияющую пустоту.
[indent]конечно, она не сделала этого.

мальчишка - пусть будет санмин - почему-то всё не унимался.
— а какой размер? — прикрывая рукой микрофон телефона.
— не знаю. десять на десять?
— десять на десять, — короткая пауза. хмурится, прикрывает снова. шепчет: — десять на десять — чего?

ответа мун бёль не знает до сих пор.
она всё ещё думает, нужен ли ей цыплёнок в терновом венке или туфли. чёртовы чёрные туфли, всё ещё всплывающие в памяти всякий раз, стоит закрыть глаза. они вылезают на первый план как начинающие актёры-неудачники, возомнившие себя героями сцены, стоя в углу в костюме облезших кактусов, когда бёль слышит слово «мама». похожее происходит и со словами «фото», «манто», «ресторан», «машина», «шарф», «официант», «сломанные ноги», «сломанные руки», «балкон», «обслуга», «отель», «позвоночник наружу», «чёрный пиджак», ну и, конечно, «любовь». вершина ассоциативного ряда.

11.49
до её ада минута — а дальше она шагнёт уже не обратно к машине, а внутрь, и на вопрос, что и где она хочет бить, спросит

[indent]11.53
— а где больнее?
________________________
но пока ещё рано. если то, как она ходит кругами, видят за дверью с другой стороны, то, наверное, просто откажут в сеансе. хотя кто вообще знает? может, здесь каждый второй — настоящий трус.
бёль останавливается, зевает. ей ведь не страшно — просто давит осознание, что теперь она эту боль в себе наконец-то переработает, сможет облечь в чёрную краску, возможно — если ей посоветуют сделать на видном месте — станет встречаться лицом к лицу со своими страхами вплоть до момента, пока не отпустит, не станет лишь частью истории, отражённой на хрупком теле. почему-то бёль хочет верить, что именно это утро раскроет двери в её новую — НОВУЮ — жизнь.

к чёрту санмина. бёль прибежит к дае, скажет: «смотри!»
или, может, не скажет, а решит всё оставить себе, скрывая до последнего момента, что захотелось вдруг сделать себе ещё больнее, чтобы смешать моральное с физическим, внутреннее со своим внешним. может быть, она слишком переживает о том, о чём переживать ей и вовсе не стоит?
ну, то есть.
о чём вообще думают люди, когда идут делать первую татуировку? как это будет в процессе больно? или как долго всё будет потом заживать? как это обрабатывать, как ухаживать? может, они преклоняются перед творчеством своего мастера, или переживают, потому что не нашли денег или правильных слов, чтобы попасть именно к тому, к кому им так попасть хотелось?

мун бёль закрывает глаза — у неё где-то двадцать секунд — представляет, как входит, как называет фамилию, как напоминает, что всё оформлял какой-то там парень (вообще-то, не тянет он на санмина, если быть до конца честной), как ей, наконец, объясняют, блять, где больнее.
что-то подсказывает, что так лучше не спрашивать, но бёль ничего не может с собой поделать. ей не хочется, чтобы то, что так сильно болит, маскировалось на месте, которое ни у кого не вызывает проблем. голень, там, или запястье. или где ещё все так повально делают свои первые тату? глупо же думать, что каждый татуированный встречный так сильно хочет испытать максимум своих возможностей? обычно люди предпочитают себя лишний раз не калечить, даже если без этого не получится сделать задуманное, и оставить на теле какой-то особенный знак.

или не очень особенный.
ну что вот такого в туфлях? (кажется, бёль уже знает, что хочет сделать в свой первый раз).

кажется, бёль уже знает, что он будет не последний. и тихо смеётся, вспоминая рассказы того, кто в памяти всё ещё врёт, будто зовут его правда санмин:
— мой друг постоянно себе что-то пытается добить. это как наркотик. у тебя такая красивая кожа, ты уверена?
и
— я где-то слышал, что лучше не пить, а то не все краски нормально с кровью контактируют, потом ещё вымоется всё, расплывётся, будет точно некрасиво.
она так и не стала читать, правду ли ей сказали, но даже пива во рту не держала с того момента, что говорить о вино или соджу. просто потому что для неё этот шаг действительно слишком важен. возможно, так делать не стоит, и она просто разочаруется. и в себе. и в мире. во всех.

11.50
прежде чем зайти внутрь, бёль представляет реакцию брата.
а он просто спросил бы: «за-чем?»

Отредактировано Moon Byulyi (2019-05-24 04:56:03)

она входит на слове "лимончики" - и спустя секунду видит россыпь цитрусовых на экране напротив. проглатывает смешок. и вначале думает уйти уже только поэтому: не очень стабильна. но всё же пытается взять себя в руки и делает ещё один шаг вглубь, подальше от спасительной двери. мягкий щелчок за спиной - как доказательство невозможности её капитуляции.

и потом бёль ловит себя на новом желании послать всё к чёрту практически тут же: когда видит недоумевающий взгляд мастера - это мастер вообще? где его тысяча и одна татуировка? - а потом ещё раз, когда озвучивать свою фамилию приходится не запланированным образом, а в ответ на какое-то пренебрежительно вопрошающее выражение лица.

после этого к чёрту бёль почти посылает еле уловимый, но всё же отчётливый вздох. она даже хмурится, но не задаёт вопросов.

а нога сама почему-то дёргается в сторону выхода, как бы подчёркивая шаткость всего положения. "смотри, девочка, ты вообще не готова, ну куда тебе тату".

и закрывает глаза, чтобы всё же остаться в студии и не устроить нелепую сцену, о которой потом тут можно будет долго рассказывать всем последующим клиентам в попытках заболтать и отвлечь нелепыми историями. бёль даже успевает поразмышлять, насколько хорошим и верным было решение не уточнять детали сеанса раньше: назвала бы пожелания и идеи говорящему за неё санмину - назвали бы после, по пометкам в книге записей, "трусливым цыплёнком". ржали бы сотню лет. а то и две. бёль почти не косячит, но если случается что-то - то это надолго потом сидит в памяти тех, кого что-то коснулось.

- мун бёль. хотя там написано, наверное...

даже поклониться забывает. забывает обо всём на свете, кроме того, что с незнакомыми людьми надо улыбаться как можно приветливее - тогда они сами расслабятся, и их состояние заразит и тебя. намджун явно не шибко напряжён - вспомнить одно лишь только выражение на лице, когда она ступила на порог, колокольным звоном оповещая о присутствии, вспомнить то лёгкое безразличие, с которым он вдруг обнаружил, что вообще-то ждёт именно её - но почему-то бёль вдруг решает, что главная цель тут - успокоить именно его. как будто её волнения просто не существует.

- а, ну, да, впервые, - как будто беспечно - слишком беспечно - бросает через плечо, продвигаясь к указанной мастером кушетке. даже оглядеться толком не может - хотя смотрит по сторонам так активно, будто это её территория, и её взгляду все закоулки дозволены. замечает оставленный намджуном набросок - кажется, птица, но с такого ракурса ни черта не разобрать - плавно текущую европейскую классику - если не "достучаться до небес", то мун бёль вообще не разбирается в кинематографе - и делает вывод, что всё не так страшно. по крайней мере, на первую пару-тройку взглядов. - но я не боюсь или что-то такое, не переживай. просто слабо представляю процесс.

и это правда.

скажи кто мун бёль год назад, что она так беспечно отнесётся к столь серьёзному шагу в жизни - ведь кто не слышал пресловутых "татуировка - это навсегда"? - рассмеялась бы в лицо. прочитала бы целую лекцию о том, как же важно всегда десять тысяч раз отмерять прежде чем делать решительный "чик" судьбоносными ножницами, и как нехорошо судить о людях с позиции предосуждения. но вот она тут. в голове - пустота, и в этой пустоте обезьянка, хлопающая в две огромные звонкие тарелки. она знает, что перед сеансами не стоит пить, она знает, что это, в теории, может быть больно. представляет расценки. и ещё теперь в курсе имени мастера - намджун - и оно, это имя, теперь почему-то в голове вертится как спасительный якорь.

бёль садится и почему-то вдруг слабо смеётся. "не переживай". она действительно сказала это?

на экране фоном двое мужчин рассуждают об опасности курения для смертельно больных. бёль на секунду зависает, понимая, что десять минут назад сама чуть не купила себе пачку сигарет, нарушив все основные принципы. думает, знай она, что до смерти осталось три дня, не только курила бы каждую свободную секунду времени - это же так красиво! ей всегда нравился дым - но и забилась бы с головы до ног, чтобы потом тело не только опознать можно было, реши она вдруг в лепёшку об асфальт расшибиться как её мать, но чтобы потом все знали: для неё эта жизнь что-то всё-таки значила.

- я... правда, я, наверное, не лучший клиент, - снова смеётся, на сей раз всё же пряча глаза за волосами, стараясь скрыть смущение, но оттого лишь сильнее его подчёркивая. - потому что я только минут пять назад окончательно определилась с тем, что хочу, и я вообще не в курсе, как тут у вас что заведено, я даже ни на одного тату-мастера не подписана, и как тут всё проходит, должен ли ты... - она запуталась. окончательно запуталась, но и слова вставить не давала. как тараторящая перед невыученным уроком девочка, которая буквально сломалась из-за того, что обычно знает каждую сраную тему, готова даже по внеклассным заданиям, а тут вдруг осталась среди неуспевающих впервые в своей жизни.

и она зависает снова. потому что тиль швайгер, конечно, рассказывающий о важности моря - это искусство.

а когда включается снова - сколько прошло? секунд пятнадцать? - говорит:

- люблю эту сцену... ладно, сейчас, - и снова суетится как какой-то нелепый щенок. - я хотела спросить, можно ли это как-то использовать? - достаёт скетчбук, аккуратный и строгий настолько, будто откуда-то из прошлой жизни, когда вся её суть сводилась к сдержанности, правильному воспитанию, аккуратности и дотошности. у блокнота из чёрной кожи даже уголки не замялись - хотя исчеркан эскизами больше, чем наполовину, и совершенно очевидно, что таскает его с собой абсолютно везде. серебряное ляссе заложено ближе к концу, но бёль его игнорирует - и резкими движениями листает страницы, пытаясь найти именно ту пару туфель, которая ей нужна.

на секунду останавливается, чтобы посмотреть на цыплёнка в терновом венке, о котором так много думала до этого. мысленно примеряет его на себя. и почему-то твёрдо решает, что этот талисман личный на ней тоже будет - только уже не сейчас.

решает сделать вторую татуировку ещё не сделав первой.

хмурится, листает дальше. и, наконец, находит нужное изображение, перерисованное почти начисто - по сравнению с теми, какие мог увидеть намджун на предыдущих страницах.

бёль часто рисовала вывернутые кривые ноги - и одна оставалась в туфле, а босая ступня другой намекала на то, что пара где-то рядом. всё в чёрном - но с плотной штриховкой, с уверенным управлением светотенью. и где-то отчётливо угадывалась кровь или другое тёмное пятно. а где-то всё было вышкалено и ярко настолько, что в голове проносились одни лишь вопросы: это сломанный манекен, на который обрушился тропический ливень, превратив всё в отражающий солнечные лучи глянец? это закос под винил? что это вообще за ерунда?

туфли, которые она показывала намджуну, были, скорее, потёртыми. но всё же чистыми.
каблуки на месте, не надломаны.
один стоит - мыс смотрит вправо - другой прислонён к нему, но почти валяется - направленный в ту же сторону.

- мне бы хотелось... что-то такое для начала. но я не знаю, где. вообще-то я хотела спросить... - снова затараторила, чтобы под конец опять зависнуть. - где больнее?

и, наконец, она всё-таки смотрит намджуну в глаза.

пока бёль слушает, где не больно, и мысленно отмечает свою смекалку, соотнося это с собственными предположениями, ей хочется уловить момент, когда можно будет засыпать мастера тысячью вопросов. но момент улавливаться почему-то не хочет, и вот она уже снова погружается в собственные мысли, сопровождаемые не очень, наверное, уместным молчанием: бить такой размер на щиколотке странновато, но куда логичнее, чем делать первое тату на рёбрах. или?..

на самом деле следить за процессом подготовки эскиза ей интересно. для неё всё происходит как-то слишком быстро, но для намджуна - это слишком хорошо видно - такая работа привычна. почти что рутина, если не сказать ещё хуже. бёль после сеанса ехать за сворой собак, каждая из которых будет тянуть на свою сторону и заставлять мун сомневаться в том, что она вообще четвероногих любит, а после этого - вставать за стойку в третьем за месяц баре (вообще-то, наверное, просто стоило бы всерьёз обучиться, а не просто приходить на новое место каждый раз со звонким "я хочу у вас работать", и ждать, пока ей не скажут, что её коктейли - говно, только кофе и научилась варить более-менее).

а тут искусство. весь день. охренеть.

на вброс о фильме сразу не реагирует. не потому что не понимает, что отвечать, а потому что вдруг осознание прошибает - как всё это время жила неправильно. любой, кто знает её достаточно давно, уверенно скажет, что в последний год она заявляет нечто подобное слишком уж часто, и поступает словам соразмерно. но и это всё - совершенно не то. разве хочется ей просто прожигать свою жизнь, потому что, наконец, как дорвавшийся до открытого огня мотылёк, мчится навстречу пламени, которое раньше казалось не только неоправданно опасным, но попросту невписываемым в её систему координат? бёль думает, что надо остановиться - сейчас, здесь, сегодня. она сделает эту татуировку, она примет эту боль, взрастит в себе, совместив физическое с эмоциональным, и, наконец, успокоится.

что для неё эти туфли?

нет, не память о маме - это точно. память о маме хранится где-то на подкорке, выжжена там яркими фотокарточками воспоминаний всех лет и важных событий. неважных мелочей. несмотря на всю обиду и непонимание, мун бёль знает, что пронесёт с собой родной образ через многие годы, и чем старше будет становиться - тем светлее будет её тоска, тем теплее картинки в голове. это болит - да, достаточно сильно болит - но не достаточно для того, чтобы оставаться отметкой на теле.

членство в клане раненных - хуйня.

эти туфли для мун бёль - символ её будущей стойкости. ей кажется, что на деле она слабая как тростник - ветер подует и согнёт тонкий стебель надвое, обломит под корень. ветер дует уже - все эти бесконечные недоотношения, в которые она окунается, но никогда не ныряет, круговой вихрь из отрицания необходимости учиться и найти постоянную работу, нежелание общаться с семьёй. удивительно, как она всё ещё просыпается по утрам и смеётся - удивительно, как она всё ещё просыпается по утрам и смеётся искренне.

эти туфли - всё то, что бёль следует просто принять. это часть её истории, которую не переписать уже, как ты теперь ни старайся, и оставить всё это на коже, чтобы каждый мог видеть и понимать - "что-то произошло" - но не знать, что именно. и все настоящие истины будут известны лишь ей одной - а, может, истин тут куда больше, и с каждым новым взглядом на собственное тело она будет понимать что-то новое, что-то, что никогда ей в голову раньше не приходило. но для этого нужно с татуировкой действительно стать одним целым, не воспринимать чернила под кожей как просто очередной дурацкий рисунок. бёль любила рисовать на теле, рисовала маркерами, которые потом неделями оставались, рисовала красками, которые смывались то просто водой, то после растворителя. но всегда это было временно - не то, не так, не до конца. понарошку.

она могла бы поступить так и сейчас. просто нарисовать эту пару на себе сама - изучить, подойти к зеркалу, сфотографировать. свыкнуться с мыслью, что теперь это её часть, и от неё никуда не уйти, никуда не сбежать. но разум не обманешь - она даже не почувствовала бы ничего, кроме лёгкой щекотки. и назавтра её бесконечный забег в пустоту, в никуда был бы продолжен. и рано или поздно бушующий ветер, гнущий её тростник, завершил бы своё дело.

мун бёль не хотелось быть в клане сломленных.

- да я в принципе не привыкла молчать, если мне что-то не нравится, - реагирует она, наконец, на разрешение попросить выключить или сменить фильм в случае, если ей станет слишком тяжело. и в этой категоричной реплике не улавливается никакой злости или надменности - тон мягкий и почти весёлый. она только что поняла, что вскоре обзаведётся важной татуировкой на бёдрах - какая уж тут злость? да ещё и к человеку, который пройдёт через всё это вместе с ней.

бёль не знает, нормально ли вообще воспринимать подобные сеансы таким образом. она готова поставить тысячу процентов на то, что существует немало тех, кто просто бьёт одну за одной, не задумываясь особо ни над чем - разве что, возможно, над эстетикой. но для неё это правда несёт смысла больше, чем она хотела бы показать на первый взгляд, а потому без определённой степени доверия к намджуну дело дальше не пойдёт. и вот она уже смотрит во все глаза за каждым его движением, понимая, что ей правда комфортно быть с ним вдвоём. как бы странно для человека, предоставляющего услуги, он себя ни вёл. намджун был естественен в своих движениях, много говорил (будто даже пытаясь заговорить её саму), объяснял то, что считал нужным объяснить, и оставлял вербально нетронутым то, что ему казалось совсем бессмысленным.

например, бёль бы хотелось узнать, что именно он делает с её эскизом. как превращает в то, что послужит основой для её будущего тату. но намджун просто молча делает свою работу, отвлекаясь на это от совершенно другого разговора ровно настолько, насколько требуется профессионалу.
и, в целом, бёль было всё равно, почему он вдруг начал делать себе бутерброд, у неё и в голове не было мысли, что это как-то неуместно, но вот он предлагает и ей - и она, ни секунды уже не думая, выпаливает:

- буду.

а потом снова включается в мыслительный процесс. и вспоминает, что колбасу-то она почти не ест. и что так и не ответила, где будет бить. а ещё - и это, пожалуй, самое неожиданное, - мун бёль вдруг понимает, что между той секундой, в которую она возвестила намджуна о своём приходе, и этой - целая пропасть. потому что теперь она чувствует уверенность в человеке напротив, чувствует себя в полной безопасности. и знает, что ей, в общем-то, только что помогли принять одно из самых до сей поры значимых решений в жизни. и будут помогать и дальше - в его реализации. а уж это-то дорогого стоит.

- знаешь, это нелепо, наверное, - начинает она, хватая пальцами нижний край футболки. - может, кто-то вообще такому позавидует, - стягивает её через голову и откладывает на кушетку рядом. - но мне по жизни особо не надо было принимать никаких решений. так что я, можно сказать, что-то такое серьёзное делаю впервые. - спрыгивает, чтобы подойти и самой взять бутерброд - своеобразный способ показать своё расположение и сократить дистанцию. - и да, для меня это действительно серьёзно. можешь поржать, такое бывает.

и, господи, это самый лучший бутерброд на свете.

в самом лучшем дне её жизни за весь последний ебучий год. а то и два.

- бить будем на рёбрах тогда, - говорит она, расправившись уже с половиной. - а о сосках ещё поговорим.

как удивительно много зависит от людей вокруг и их состояния. мун бёль часто ловила себя на считывании эмоционального поля, но никогда прежде её отношение к происходящему не трансформировалось в полярно противоположное столь наглядно быстро. за те недолгие минуты внутри она успела влюбиться в каждый сантиметр студии, успела найти фаворит среди изображений на стенах, прониклась той непосредственностью, с которой намджун царствовал здесь сейчас, по праву занимая своё место, и теперь, жуя бутерброд так же естественно и свободно, как и сам намджун, она разглядывает рабочий стол и понимает, что готова закидать его тысячью и одним вопросом, лишь бы он и дальше повышал планку собственной крутости в её глазах.

возможно, так действовала целая смесь эмоций, наложившаяся на естественный в новой ситуации выброс адреналина, но если бы пару часов назад мун бёль спросили, смогла бы она спокойно расхаживать полуголой по чужой территории наедине с малознакомым мужчиной, да ещё и объедая его на целый кусок хлеба и колбасу, она, скорее всего, пожала бы плечами и спросила: "а почему нет? значит, я просто ему доверяю, раз это всё происходит".

ну или ты просто полная долбоёбка, в очередной раз решившая влезть в некоторое дерьмо, не особо посовещавшись с мозгами, - подсказывают те самые мозги. но они и сами в курсе, что на сей раз дело совсем не в этом.

- а что ты вообще сейчас делаешь? в смысле, это какие-то специальные чернила или что? - ещё одна черта, которой мун бёль может гордиться - умение сознаться в некомпетентности. в паре с иной раз зажигающимся любопытством это иногда давало забавные результаты. - выглядит слишком круто для того, кто совсем не сечёт. меня, то есть. ты просто зеркально копируешь моё?