в последнее время жизнь семьи ким напоминала ад. ад, в котором никто из грешников не понимает, чем заслужил, почему, за что, и при всем этом совершенно не знает, чего ждать за всем этим. что будет потом. что-то же должно следовать за всеми этими стараниями? разочарование. или же понимание, что все не зря, что было ради чего страдать. никто не знал. и намджун, если честно, ненавидел неопределенность.

у намджуна вся жизнь теперь из хиджин, из семьи состоит. все просто. один маленький
boom
лишил жизни маленькую девочку. девочку, что хотела взрослеть нормально, что хотела бегать и вести активную жизнь. младшая сестренка, хиджин, потеряла возможность ходить. совершенно дурацким образом. будто кто-то пошутить хотел, а шутка вышла какой-то уж очень несмешной. в принципе, у судьбы и жизни все шутки не очень смешные. точнее, ей-то может и смешно, а вот участникам смеяться точно не хочется. разве что только истерически. и намджуну смеяться не хотелось от слова совсем. интернатура осталась где-то далеко в прошлом. преподаватели попросили уйти в академический отпуск, не уходить совсем. вдруг сможет восстановиться, когда ситуация разрулится. не хотели терять ценный кадр, ведь таких студентов, как он, по пальцам одной руки пересчитать по всему потоку. суровая реальность. но суровая реальность так же и такова, что намджун думал, что вся эта ситуация не разрулится настолько, чтобы он мог восстановиться. врачи думали, что ситуация не разрулится никогда. что хиджин никогда не встанет, что хиджин вечно придется сидеть на дорогущих обезболивающих, потому что без них ей будет просто невыносимо, ноги не потеряли чувствительность, но проблема в нервах. задеты именно те нервы, без которых ходьба невозможна. точнее, при восстановлении (хорошем, почти полном восстановлении), возможна, но только с поддерживающими устройствами. с костылями, возможно, но не с обычными, а специальными. или специальной рамой, с той самой, с которой ходят старушки и старички, когда не могут ходить без опоры. и все это не исключает обезболивающих. до конца жизни, возможно. намджун весь период обучения на общем медицинском факультете старался углубляться в те случаи медицины, в которых еще оставались вопросы, насчет которых не был уверен никто. намджун, если честно, верил и собирался и дальше верить в то, что возможности человека безграничны, стоит лишь раскрыть их в себе. заставить мозг работать чуточку больше. поэтому намджун верил в то, что сестра справится. не одна, с их поддержкой и помощью. они ведь семья. нет ничего важнее семьи. и это был несгибаемый принцип намджуна. поэтому он пахал как чертов ишак, чтобы были деньги на лекарства. поэтому пахали енсан, лукас и хенджин. просто ради семьи. забивали на себя, потому что когда происходит такое - семья на самом первом месте, и это правильно.

у намджуна мысли где угодно, но только не на работе сегодня. сегодня почему-то в шиномонтаже скучно до невозможности. колеса менять некому, почему-то нет клиентов. намджун просто делает перепись резины, что в наличии, такое задание дал ему босс, и он пересчитывает уже раз десятый, потому что мысли почему-то сбиваются. хиджин обычно пишет в течение дня гораздо больше. наверно, сегодня у нее плохое настроение. и киму так чертовски жаль, что он не может проводить с ней больше времени. рассказывать ей смешные истории, чтобы просто видеть ее улыбку. она слишком редко улыбается в последнее время. не то чтобы можно было заставлять ее смеяться, когда не хочется. но намджуну нравилось, когда она искренне улыбалась из-за него. поэтому, проверяя телефон, он не мог отделаться от ощущения, что дома что-то не так, что ей ну слишком грустно. оставлять ребенка в таком состоянии дома одну - не лучшая идея, но хиджин умоляла не печься о ней излишне. ведь у нее есть коляска. ведь у нее есть руки. и что она не немощная вовсе. что она может все сама. это была чистая правда, его сестра - девочка сильная (обе, если честно), но намджуну было все равно боязно за нее. он был тем самым протектив братом, который все лучшее - младшим. и старшей, если честно, тоже. намджун был тем самым братом, который любил всех, без исключения. даже учитывая, что с лукасом история была не из самых счастливых поначалу, и доверие приходится собирать действительно по крупицам, он любил их всех. так сильно, как никого и ничто в этой жизни. если откровенничать, он так родителей не любил, как свое сиблинговое семейство. он любил родителей, честно, даже таких, какими они были, но сестры и братья для него были просто всем. поэтому намджун так волнуется. набирает номер сестры и слышит взволнованный голос на том конце провода.

- что-то случилось, оппа?
- нет, крошка, я просто волновался, что у тебя что-то не так. все в порядке?
на том конце провода какая-то возня, ответ приходит не сразу.
- да, намджуни. не переживай. прости... что заставила поволноваться. работай спокойно.
- если что пиши - договорились?
только после того, как намджун слышит угуканье на том конце провода, он сбрасывает звонок.

наверно, ей просто больно. она сильная девочка и может сама ставить себе уколы, поэтому намджун может не переживать, наверно. хреновая формулировка. ей не просто больно. ей очень-очень больно. как-то ей было больно настолько, что она не могла сдержать слез при нем. он положил ее на кровать и сел так, чтобы ее голова лежала на его коленях. гладил ее волосы и рассказывал истории из медицины. о том, как люди вылечивались от самых страшных болезней просто потому, что очень хотели вылечиться. она всегда говорила, что его голос успокаивает. тогда она смогла отвлечься от боли и заснуть на его коленях. ему пришлось поменять работу, потому что его выгнали из ночного магазинчика за прогул.

смена тянется слишком долго, но он просто отпрашивается пораньше. объясняет начальнику, что слишком переживает за сестру, что осталась одна дома. тот - мужик толковый. без вопросов вручает зарплату за день и отпускает восвояси. и намджун до дома почти бежит, потому что хоть он и пытался себя успокоить, сердце все равно не на месте от чего-то. и в дом он заходит в ботинках, даже забыв закрыть за собой дверь. зовет сестру и не находит отклика в глубине квартиры. заглядывает на кухню, но там никого. в общей "гостиной" тоже пусто, а комната хиджин приоткрыта. наверно, она просто заснула после лекарства. намджун ведет себя чуть тише, но стоит ему открыть дверь, сердце стучит где-то прямо в горле. и его чуть не выворачивает от увиденного. среагировать мгновенно позволяет только практика на скорой помощи, ведь он тогда, ей-богу, многого насмотрелся.

намджун собран потрясающе. даже не смотря на то, что вокруг все в крови. все. буквально. крови столько, что в голову крадутся самые нехорошие мысли. первым делом он лезет в шкаф и переворачивает все, чтобы найти пару ремешком то ли от платьиц, то ли еще от чего, снимает сестру с кресла и кладет на пол, и трясущимися до невозможности руками перевязывает ее бедра так туго, как только может. он не знает, сколько ударов ножом она сделала по одной и второй ноге, за кровавым месивом из ткани длинной ночной рубашки и ран он не видит, сколько их. не может сосчитать, да и не пытается. у хиджин глаза закрыты и она бледная до невозможности, но еще теплая, и намджуну это кажется знаком. зеленым светом к действиям.

ремешки перетягивают кожу очень сильно. и у намджуна все руки в крови, он просто не смотрит, не смотрит на них, делает все по памяти и на ужасающем автомате. разрывает рубашку руками, потому что снимать просто нет чертового времени. у него нет времени ни на что, ни на что, ни. на. что. прикладывается ухом к грудной клетке, что простым хлопковым бельем совершенно не скрыта. из-за намджуна даже здесь на белой коже остается кровь, до куда она могла донестись только его руками.

- пожалуйстапожалуйста... шепчет, как молитву, но грудная клетка ему не отвечает совершенно, он давит на нее руками сильно, слышит хруст ребер, но делает все правильно, он знает, что делает все правильно. ребра срастутся, если сердце восстановит свой ход. дает ей частичку своего дыхания, просто старается, так сильно, что внутри все сводит, от страха, от отчаяния. даже не замечает, что по щекам слезы катятся градом, что крик на губах застыл, так и не найдя выхода. он просит ответить, просит, разговаривает с чужим сердцем и разрывается внутри от переизбытка эмоций. прочем, разрывается не только внутри. слез столько, что впору умыться, он вытирает глаза руками, оставляя красные разводы и на лице. продолжает реанимацию всеми силами. а внутри чертово смешение, буря: отчаяние, отрицание, желание все изменить, злость, на нее, на себя, на все вокруг.

- суицид. ее еще можно спасти, боже, пожалуйста, быстрее. намджун диктует адрес в трубку, зажатую плечом, ведь руки все еще заставляют сердце искусственно гонять кровь. оставшуюся. намджуну даже кажется, что крови-то в ней больше и нет. нечего гонять. вот сердечко и не откликается. и намджуну кажется, что телефон скользкий, в руках не держится, хотя это руки скользкие от ее крови. намджуну еще кажется, что скорая не едет хуеву тучу времени, и он ненавидит скорые. у них ведь всего десять минут на спасение, потом можно же даже и не пытаться... намджун слишком хорошо учился. но совершенно игнорирует тот факт, что он не знает, сколько она лежала без дыхания и сердцебиения здесь до него. сколько времени назад наступила клиническая смерть его сестры. намджун игнорирует этот термин в своей голове. обходит его стороной как только может. и почти не чувствует ничего, кроме хруста ее ребер в ушах, когда его от сестры буквально оттаскивают, выталкивают из комнаты со словами "вам надо подождать".

намджун ждет. у него желания нет вслушиваться в ту возню, что происходит в комнате сестры. а там возня та еще, он слышит и шум, слышит отдаленное "разряд", слышит голоса и попытки. неосознанно цепляет все подсознанием, но старается игнорировать сознательно. у него на лице смесь слез и чужой крови, и он не может перестать. не может перестать плакать, потому что ему страшно. он ненавидит неопределенность, и ему страшно, что же будет дальше. а еще он чувствует такое отчаяние и беспомощность, что боль раздирает его изнутри на огромное количество кусочков.

у намджуна в голове щелкает, он берет телефон в руки и старается на старых полустертых кнопках набрать номер енсан хотя бы через быстрый набор. телефон скользит в руках, полностью перепачканных в начинающей густеть и подсыхать крови, падает на пол и разбивается на две составляющие: крышку и корпус. и намджун падает на колени, лишь бы только не слышать того, что происходит за спиной. ему кажется, что время тянется с такой черепашьей скоростью. что он не может собраться и с первого раза собрать кнопочный телефон и включить его. не может. но когда делает это и набирает номер сестры, что-то щелкает. и звонок раздается совсем близко. намджун поднимает глаза к входной двери и видит там сестру, в глазах которой застывает такой страх, что намджуну впору самому повеситься, лишь бы не видеть этого всего, лишь бы не быть в этом всем, лишь бы не с ним, не о нем, не о его семье. у енсан немой вопрос во взгляде, но он видит и знает, что она все понимает. и ему хочется сказать, хочется закричать, что все будет в порядке, с хиджин, что он смог, что он успел, и что скорая приехала вовремя. что они спасли ее общими стараниями, что все будет в порядке. но все, что он может - это молчать. молчать как раз тогда, когда за спиной раздаются слова, перечеркивающие все страдания и весь тот ад двумя кроваво-красными чертами крест на крест. намджун не уверен, но ему кажется. что он слышит нечеловеческий крик где-то совсем рядом.

намджун не уверен, но ему кажется. он не может быть уверен, потому что закрыл глаза. потому что хочет уйти, хочет быть не здесь. не хочет стоять на коленях возле комнаты сестры с руками, что по локоть в ее крови. не хочет слышать от молодого врача слова, которые уже не вернешь назад, которые уже сказаны. не хочет, чтобы с ними и здесь. они ведь не заслужили. за что?

но реальность такова, что его сестренка мертва. что она здесь, совсем рядом, за спиной. и что у намджуна ее кровь на руках. потому что его сестренка мертва. а он не успел.